День Победы - Страница 159

159

— Остановитесь! Нельзя входит в храм с оружием!

— Пошел прочь, — рыкнул Турпал Исмаилов, наступая на человека в простой черной рясе. — С дороги! Молись своему распятому, чтобы он взял в ваш рай души тех, кого мы казним сейчас!

— Стойте! Одумайтесь! В одного же бога веруем! Не берите грех на душу! Что вы делаете?!

— Прочь, неверный!

Исмаилов удирал священника без замаха кулаком в живот, и, когда тот согнулся от боли пополам, рванул за воротник. Сверкнула сталь боевого ножа, и сельский поп рухнул на порог своего храма с перерезанным горлом, заливая все вокруг еще горячей кровью, хлеставшей из рассеченных артерий.

— Гоните их внутрь, — приказал вставший возле входа, над трупом зарезанного батюшки, командир. — Внутрь! Всех внутрь!

Боевики, орудуя кулаками и прикладами, принялись вталкивать крестьян в церковь, и только один из них не участвовал в этом. Чеченец, державшийся в стороне от событий, старательно снимал на компактную камеру каждое движение своих товарищей.

— Доку, снимай, — крикнул Исмаилов, подгонявший пинками тех, кто пытался сопротивляться. — Снимай все! Все должны увидеть, что мы делаем со своими врагами!

— Идиоты! — Мейсон, прорвавшись сквозь цепь боевиков, подошел к Турпалу: — Ты, что, кретин?! Зачем камера? Зачем снимать? Это же преступление, тебя поставят к стенке без разговоров!

Мне некого и незачем бояться, американец! Пусть все видят, что нам нельзя сопротивляться! Твои хозяева хотели, чтоб их нефтепровод был в безопасности? Хотели, чтоб местные жители не укрывали у себя ваших врагов? Так пусть все видят, что мы делаем с теми, кто помогает вашим врагам! И в следующий раз никто не захочет рисковать жизнями, своими и своих семей, своих близких! И твоим хозяевам нечего станет опасаться, американец!

Боевики, преодолевая сопротивление охваченной ужасом толпы, загоняли под своды церквушки все население Некрасовки. Орудуя прикладами, они заталкивали внутрь рычащих мужиков, рыдающих женщин, хнычущих детей. Мейсон видел, как какой-то старик упал на колени на пороге храма, наверное, будучи не в силах идти дальше. Чеченец, оказавшийся рядом, пнул его по ребрам, ухватил за шиворот, поставив на ноги, и толкнул в сторону церкви, в распахнутые во всю ширь двери которой вливался людской поток. Старик смог по инерции сделать пару шагов и вновь упал, растянувшись во весь рост. Тогда боевик вскинул «Калашников», всадив в русского полмагазина, а затем ногой оттолкнув в сторону окровавленное тело.

Периодически вспыхивала стрельба, не все были готовы покорно идти на заклание, но боевики не церемонились, расстреливая сопротивляющихся и тех, кто мог оказаться рядом. Путь толпы, согнанной со всей деревни, был отмечен трупами. Но большинство жителей поселка живыми удалось загнать в церковь, вокруг которой уже сомкнулось кольцо чеченцев, сквозь которое не было обратного хода.

— Командир, мы позволим им сделать это? Какого черта?!

Роберт Стаут, держа пулемет наизготовку, смотрел, как боевики закрывают двери храма, подпирая их для надежности найденными рядом жердями. Бывший десантник нервно тискал свое оружие, словно собираясь сейчас стрелять.

— Да, черт возьми, позволим, — пожал плечами Мейсон. — Нас всего двое, долго мы продержимся, если попробуем освободить всех этих людей силой? Стой в стороне и постарайся ничего не запомнить, чтобы потом, когда всех призовут к ответу, тебя, как и меня, не назвали бы пособниками!

— Не с этим ли мы боролись в Ираке, Афганистане? Не из-за этого ли бомбили Сербию? А здесь позволим этим дикарям убить десятки людей?!

— Заткнись и отойди в сторону, черт побери! — вскинулся Малкольм Мейсон. — Хватит распускать сопли! Нам платят за то, чтобы гребанная труба осталась в целости и сохранности! Все, что способствует этому, будет правильным! И пока ты и я будем держать язык за зубами, не будет никаких проблем!

Американцы, привыкшие чувствовать за собой силу, сейчас не смели перечить толпе зверей в человечьем обличии, вершивших свою давнюю месть. Они лишь молча, больше не сказав друг другу ни слова, наблюдали, как чеченцы выстроились вокруг церкви, из-за стен которой доносился вой и плач обреченных людей, которые уже не надеялись на своего Бога.

— Огонь! — Турпал Исмаилов махнул рукой, и три десятка автоматов и пулеметов разом рявкнули, выплюнув потоки раскаленного свинца.

Пули с визгом вгрызались в потемневшие от времени бревенчатые стены сельского храма. Но старая древесина сопротивлялась, и только щепки летели во все стороны. Но боевики не отпускали спусковые крючки, пока не был выпущен последний патрон в рожке. Шальные пули, влетая в узкие окна церкви, рикошетом убивали и ранили тщетно надеявшихся на спасение людей, оставляя отметины на ликах святых, скорбно взиравших с образов, висевших на стенах.

Оглушительный рев «калашниковых», захлебывавшихся раскаленным свинцом, внезапно умолк. Длинные очереди исполосовали стены, магазины опустели, и тогда кому-то пришла в голову мысль воспользоваться гранатами. В узкие оконца полетели черные шарики Ф-1 и РГД-5, и через несколько мгновений внутри загремели взрывы, заглушив крики умирающих людей.

— Довольно! — Исмаилов крикнул так, что его услышал, наверное, каждый боевик. — Не тратьте гранаты! Слишком много чести для них! Отыщите здесь бензин!

Бензин нашелся — в соседних домах, на единственной в поселке ферме, на которой работала пара тракторов и «дышавший на ладан» ГАЗ-53. И не только бензин, но еще и солярка, которая могла гореть ничуть не хуже. Притащив несколько канистр, боевики принялись обливать стены церкви, изрешеченные, выщербленные пулями.

159