— Чушь! Мы получили самые точные сведения о том, что вместе с ооновскими инспекторами в Москву прибывают американцы, в том числе советник президента по безопасности Бейл! Они были нашей целью!
— Но в последний момент американская делегация решила приземляться не во Внуково, а в Раменском, на своей базе. В тот самый момент, когда ваши бойцы уже занимали позиции, и давать приказ об отмене операции было поздно. Знайте, полковник, что тот, кто предложил саму идею атаки на кортеж, является провокатором, и хорошо, если он работает только на наши доморощенные спецслужбы, а не на американцев напрямую. На вашем месте, я бы избавился от «крота» немедленно!
— Это мне решать!
Растерянность Слюсаренко лишь росла с каждой секундой, с каждый словом, произнесенным Сейфуллиным. Полковник сам понимал, что гибель ооновских эмиссаров станет поводом для американцев оставить все, как есть. Весь мир убедится, что русские сами не способны ни на что, а это значит, кто-то должен присматривать здесь за порядком, и не было сомнений в том, кому выпадет эта роль.
— В прочем, после того, что произошло, я убедился в вашей решимости, и только поэтому сейчас говорю с вами, — продолжил Ринат Сейфуллин. — Признаюсь, выйти на вас было непросто, но в моей личной службе безопасности работает немало профессионалов, мастеров своего дела. Они подчинены мне лично, так что о нашей беседе не узнает никто. Во всяком случае, не слишком быстро, — хмыкнул Сейфуллин, и Слюсаренко понимающе усмехнулся в ответ — утечка информации неизбежна, это лишь вопрос времени, и нужно использовать предоставленную фору.
— Вы приняли власть из рук американцев, — задумчиво, медленно выцеживая слова, произнес Слюсаренко. — Прежнее правительство объявило вас преступником, вас вполне могли арестовать, а сейчас вы — один из первых людей в государстве. У вас есть все, вам ничто не грозит. Зачем вам я? Почему вы пытаетесь убедить меня в том, что среди нас есть предатели? Для чего все это?
Ринат Сейфуллин ничего не ответил. Он молча подошел к окну, повернувшись к бывшему полковнику ФСБ спиной, став вдруг невероятно уязвимым. И лишь спустя почти минуту глухо произнес, не оборачиваясь:
— Свое состояние я нажил не вполне законным путем, хотя это было давно. Я не мафиози, не вор в законе, пусть и приходится общаться с разными людьми. Общество устроено так, что уважают богатых, а, значит, сильных. Я хотел, чтоб моих детей уважали, чтоб они жили, не отказывая себе ни в чем, жили, а не существовали! Хотел, чтоб моей жене не пришлось работать день и ночь, выбиваясь из сил за жалкие копейки в тщетных попытках обеспечить своих детей! Я делал все для них, не для себя, но их больше нет, а я остался по страшной прихоти кого-то там, на небесах! Они умерли, когда на мой загородный дом упал сбитый русским истребителем американский «Геркулес», и все, что осталось мне — пепелище, руины! Этого бы не случилось, не будь войны! Мне плевать на политику, я хочу отомстить, и вы, полковник, с теми, кто готов за вами пойти, станете орудием мести в моих руках! У нас разные мотивы, но цель одна — чужакам не место на нашей земле, и лучше, если они покинут ее в гробах, а не на своих двоих! У вас есть люди, готовые умереть ради этой цели, а я могу дать им все, чтобы эти смерти не были напрасными!
Сейфуллин пошел к столу, взяв пульт от телевизора, щелкнул клавишей. Звука не было, но на экране замелькали кадры, снятые несколько часов назад на Ленинском, виды которого узнали оба. Куда-то мчалась «скорая», пролетел вертолет, появились на экране и исчезли полицейские в полной экипировке, их сменил какой-то чин в мундире с золотым шитьем, что-то мрачно говоривший.
— Американцы нарушили собственные обещания, — вымолвил Сейфуллин, взглянув на своего гостя. — Их беспилотный самолет нанес ракетный удар по жилому району. В доме, где находилась ваша группа, погибло пять человек, мирные жители, еще несколько получили ранения. Этого американцам было мало, они еще раз обстреляли вашу группу уже во дворе. Прицел оказался не точен, погибло четверо полицейских, тех, кому янки вроде бы хотели помочь. За этот инцидент американское командование не извинилось, напротив, сейчас в небе над Москвой находится с полдюжины их беспилотных разведчиков, разумеется, вооруженных. Нас ни во что не ставят, а нам пока нечем ответить всерьез!
— А вы думали, будет по-другому?
— Американцы хотели сделать нас совсем беспомощными, но кое-чего мы все еж добились. Мы воссоздали вооруженные сил, пусть и называемые полицией. Их немного, всего несколько бригад, но людей туда подбирали не случайных, оснастили их тоже неплохо, даже есть легкая бронетехника и вертолеты, хотя янки это не по душе, но они пока терпят.
— Та самая полиция, от рук которой сегодня погибли мои товарищи, — зло выплюнул Слюсаренко. — Да, отличный повод для гордости!
— Кстати, не задумывались, почему такие большие потери? из четырех ваших групп две были уничтожены полностью, вам удалось прорваться, потеряв двоих, еще одна группа ушла в полном составе, возможно, с ранеными, но вырвались все. Но именно вырвались — спустя три минуты после начала атаки полиция уже знала расположение ваших позиций, а не работала «по площадям».
— И что?
На самом деле Иван Слюсаренко уже вполне понимал, к чему клонит Сейфуллин. Только верить в это не хотелось.
— Среди вас есть предатели. Вы еще готовили план, а кто-то в Министерстве внутренних дел знал его детали. Вам позволили убить ооновцев, а затем начали убивать вас, но тогда, когда ничего уже нельзя было изменить. Главное вы сделали — показали всему миру, как слаба наша власть, дали повод американцам остаться в России всерьез и надолго, якобы оказывая услугу и нам и всему человечеству.