— В кого ты превратился, Ясин? — с сожалением покачал головой Нагиз Хашеми, тоже окинув пристальным взглядом с головы до ног своего бывшего соратника. — Влачишь жалкое существование раба, лишь бы заработать несколько монет на кусок хлеба! Беглец, скрывающийся в чужом краю под чужой личиной! Ты больше не желаешь бороться за независимость своего народа, принесшего так много жертв во имя этой цели?
— Я не готов стать шахидом, амир, а иначе на родной земле мне жизни не будет. Яхуды бы меня нашли и убили, а я хочу жить, я не готов предстать перед Всевышним!
— Скажи, Ясин, помнишь ли ты, как я нес тебя на себе, истекающего кровью, как мы укрывались от израильских патрулей в грязных норах, в воронках от бомб? Или ты забыл обо всем?
— Я помню, амир! И ради тебя готов пожертвовать своей жизнью, она и так с того дня принадлежит тебе!
— Так далеко заходить, я надеюсь, не придется, Ясин, но нас все же ждут большие дела, и я нашел тебя, потому что нуждаюсь в верном и умелом помощнике. И мне нужны будут еще люди, здесь, в этой стране, ставшей для вас новым домом.
— Я смогу найти их, и немало, — горячо воскликнул Рузи. — Я приведу бойцов, сколько нужно! Мы скрываемся здесь, нам позволяют жить и работать, но нас презирают, считают низшими существами, и многим из моих братьев это не по нраву!
Бывший террорист понемногу приходил в себя, поняв, наконец, что никто не собирается казнить его, бросать в тюрьму или передавать израильским властям, что было вполне равнозначно той же казни. Он все еще опасался хмурого и злого саудовского генерала, но присутствие бывшего инструктора, не раз ходившего на израильские территории вместе с бойцами «Хамас», все же вселяло уверенность.
— Вам осталось недолго копить свой гнев, — усмехнулся полковник Корпуса Стражей исламской революции, находившийся в королевстве, как и его собеседник, незаконно, под чужим именем, лишь благодаря помощи генерала бин-Зубейда, своего неожиданного союзника. — Собери людей, скажи, совсем скоро я дам знак, скажу, что делать! Найди тех, кому веришь, кто на самом деле надежен! Это мой новый приказ тебе!
— Слушаюсь, эфенди!
Безликий спецназовец, державший оружие наготове, снова появился на пороге, словно получив мысленный приказ своего командира. Он махнул рукой Ясину, а Хашеми произнес, взглянув тому в глаза:
— Скоро настанет твой час! Жди моего знака, а пока живи тихо и незаметно, как жил прежде. Я скоро тебя отыщу, брат!
Палестинец, сопровождаемый бойцом бин-Зубейда, исчез, а сам генерал обратился к иранскому полковнику:
— Мне этот человек не кажется надежным! Я ему никогда не доверился бы!
— Скоро нам понадобится много людей, а незаметно переправить их через границу трудно. Я не хочу, чтобы вы рисковали, генерал, вы и так помогли нам, передав столько необходимого снаряжения, ввезти которое в королевство мы бы иначе не сумели. И я не хочу, чтобы гибли ваши люди, да и немногие будут готовы обратить оружие против братьев. Неважно, что это месть вашему королю, ведь придется убивать обычных солдат, тех, с кем ел за одним столом, а это трудно. Ясин найдет достаточно бойцов, чтобы исполнить наш план. На острие удара все равно будут мои «пасдараны», а палестинцы нужны, чтоб отвлекать внимание, сеять растерянность, панику. С этим они справятся. И вскоре ваш король горько пожалеет о том, что отправляет на плаху преданных ему людей!
— Пусть настанет это час, я жду с нетерпением! — воскликнул Исмаил бин-Зубейд. — Он рубит головы верным слугам своим, полагаясь на помощь неверных, а это неугодно Господу! И я готов стать орудием мести в руках Всевышнего, пусть это и стоило бы мне жизни!
Нагиз Хашеми, скрывавшийся под личиной саудовского армейского капитана, покинул дом, выбранный для встречи с Рузи, растворяясь в многомиллионном городе. Здесь он ничего и никого не боялся, сливаясь с толпой, легко меняя облик, да и никто не мог искать его здесь. О существовании иранского полковника знал лишь генерал бин-Зубейд, а ему Хашеми старался доверять.
На тихой улочке Нагиза ждал скромный по местным меркам Нисан «Патрол», за рулем которого сидел один из бойцов бригады самого Хашеми, выбранных для того, чтобы исполнить операцию «Гнев Пророка», о которой по обе стороны Персидского залива знало не больше десятка человек. Всего с полковником в Саудовскую Аравию прибыло четверо верных пасдаранов — те, о ком знал саудовский генерал. И еще десяток действовал здесь совершенно нелегально, пересекая границу с разных направлений и разными способами. О них никто не знал, но они всегда были рядом, частью охраняя своего командира, а частью изучая будущие цели, которые спустя считанные недели или даже дни им предстояло атаковать, ввергнув королевство в хаос.
— Едем, Махмуд, — приказал Хашеми, устало плюхнувшись на заднее сиденье внедорожника и подставляя лицо потоку прохладного воздуха, бившему из кондиционера. — На базу!
«Нисан» сорвался с места, напоследок огласив тихую улочку ревом мотора. Полковник Хашеми усмехнулся, видя суету людей на улицах огромного города. Привыкшим к спокойно жизни в достатке, им вскоре предстояло познать настоящий ужас, когда привычный мир рухнет без остатка. И он, Нагиз Хашеми, заставит их черствые сердца наполниться страхом.
Аркадий Самойлов давно уже перестал бояться. За месяцы, проведенные бывший главой российского Правительства в одиночной камере импровизированной тюрьмы, оборудованной в Раменском, он успел подумать о многом, смирившись заранее с любой уготованной ему участью. Самойлов, выросший в семье потомственных партийных функционеров, не был верующим, и даже в последние годы, когда по праздникам первые лица и приближенные к ним повадились посещать храмы, остался в стороне от этого поветрия. И все же теперь он стал сознавать, что высшая справедливость есть, и кто-то на небесах, незримый, но всемогущий, посылает ему справедливую кару за предательство. И оставалось лишь надеяться, что он же, тот, кому разные народы давали разные времена, не оставит Россию и ее народ в беде, простив им все вольные или невольные грехи.