День Победы - Страница 279

279

Едва Да Силва умолк, зал наполнился возбужденными голосами. Фотовспышки замерцали еще яростнее, журналисты разом, с низкого старта, рванули к президиуму.

— Господин Да Силва, означает ли ваше заявление, что американцам отныне предоставлен карт-бланш на действия в России? вы развязали им руки!

— Отнюдь, господа! В России продолжат работать международные наблюдатели, но по террористам должен быть нанесен решительный удар, это наша официальная позиция! Американские войска в этой стране получат статус миротворческих сил, и будут действовать под контролем международного сообщества и исключительно в рамках международного права! В России должен быть восстановлен порядок, а тех, кто пытается взорвать эту страну, прикрываясь патриотическими лозунгами, ввергнуть ее в хаос, мы станем преследовать и уничтожать! И пока русские власти не в силах разобраться со своими внутренними проблемами, мы будем помогать им всем, чем только возможно!

Вновь полыхнули фотовспышки, журналисты пытались перекричать друг друга, задавая свои вопросы, напирая на жиденькую цепочку сотрудников службы безопасности. Все внимание репортеров, представлявших крупнейшие медийные агентства всего мира, в основном, разумеется, европейские, и, отчасти, американские, было приковано к Да Силве. Никто не заметил, как Вадим Самойлов, державшийся все это время в тени, и в прямом, и в переносном смысле, приблизился к Валерию Лыкову, и, прикрывшись ладонью, произнес:

— Теперь у нас нет шансов. Присутствие американцев одобрено ООН, они никуда не уйдут. Последняя надежда рухнула.

— Ты всерьез верил, что кто-то посмеет указывать янки, что им делать?!

Глава русского правительства фыркнул, раздраженно помотав головой, и продолжил, разом помрачнев:

— Но как все удачно для этих ублюдков сложилось! С самого начала американцы были уверены, что ооновские наблюдатели не станут помехой, будто сами нажимали на курок!

— Это сделали наши «партизаны», сомнений нет, — возразил такой же мрачный Захаров. — Фалев ведь уже дал подробный отчет. Убитых в стычке со спецназом боевиков опознали. Это мы, Валера, мы собственными руками отдали свою страну во власть врага!

— Да, возможно, стреляли русские, но цель им указал кто-то чужой, я уверен в этом, несмотря на тысячи отчетов!

Завершение речи Да Силвы русские министры слушали уже молча. А тот в прямом эфире сообщил миллионам зрителей, прильнувших к экранам телевизоров на всех континентах о том, что оккупация России признана не преступлением, а благом. И никто, ни глава международных наблюдателей, ни члены временной русской администрации, ощутившие себя ничтожными и беспомощными, как никогда, не знали еще, что война, уже ступившая на улицы Москвы, продолжается, собирая свою скорбную жатву.

Черная «Волга» представительского класса, расталкивая сплошной поток машин, с трудом пробилась к тротуару. Двадцать лет назад перед таким автомобилем всюду бы открывалась зеленая улица. Но теперь, когда даже самые ничтожные «слуги государства» пересели на роскошные «Мерседесы», «Ауди» и БМВ, когда бывшие уголовники разъезжали по улицам города на длинных лимузинах с таким эскортом, которого не мог позволить себе и президент, на сверкавший черными лакированными боками седан едва ли обращали внимание. Чего и требовалось его единственному пассажиру.

— Вадим, меня не жди, — произнес расположившийся на заднем сидении «Волги», даже лишенной спецсигналов, с самыми обычными номерами, мужчина, немолодой, крупный, но не толстый, скорее, коренастый и вполне умеренно упитанный. — Покрутись пока по району, вернешься через полчаса.

— Слушаюсь, Антон Павлович!

Сидевший за рулем молодой коротко стриженый белобрысый парень коротко кивнул. Он остановился на несколько секунд возле стеклянного фасада ничем не примечательного кафе, расположенного в цоколе высотного здания на Малой Бронной, выпустив своего пассажира и тотчас двинувшись дальше, встраиваясь в бесконечный поток. А тот, кто остался стоять на обочине, пригладил редеющие на макушке седые волосы, провел ладонь по щеточке ухоженных усов и уверенно двинулся к входу в то самое заведение, и теперь уже поток прохожих расступался перед этим крепким, хотя и немолодым, уверенным и невозмутимым мужчиной.

Внутри было несколько темно и не слишком людно, так что увидеть тех, кто должен был находиться здесь, можно было от порога. За одним из дальних столиков расположились двое, тоже разом обернувшиеся к входной двери. Один — молодой, высокий, подтянутый, гладко выбритый, с ухоженными волосами, и слишком напряженный, слишком сосредоточенный, это было видно даже с двадцати шагов. Тот, кто сидел рядом, напротив, казался совершенно невозмутимым, расслабленным. Он был заметно старше, шире в плечах. Оба ничем не выделялись из толпы, ни поведением, ни даже одеждой — на одном кожаная куртка, сейчас расстегнутая, на втором джинсовая, утепленная, все же осень уже вошла в российскую столицу, как армия победителей, и по улицам ветер гонял пожухшие листья, опадавшие со стоявших еще в некоторых дворика вязов и кленов.

— Что случилось? — вошедший в кафе мужчина, отличавшийся от собеседников неброским, но качественным костюмом, серым в тонкую вертикальную полоску, выглядел раздраженным. — Что за спешка? Мы же договаривались — личные встречи только в случае исключительной необходимости! Мне пришлось уйти с работы, меня видели, возможно, следили. Сейчас за каждым могут следить, после того, что вы устроили! Всем ясно — у террористов есть свой человек в управлении полиции, нас проверяют постоянно!

279