18 ноября
Олег Бурцев очнулся от легкого толчка в плечо. От едва ощутимого прикосновения по телу, точно разряд, пробежала волна дрожи. Сонная одурь еще не успела слететь с него, а пулемет, кажется, сам собой прыгнул в руки, и палец лег на спусковой крючок. И только тогда бывший гвардии старший сержант открыл глаза, сев на кровати.
— Тихо, это я, расслабься! — Азамат Бердыев проворно отскочил линии огня, подальше от нацеленного на него ствола РПК-74М. — Твоя очередь, Олег!
Бурцев чуть ослабил хватку на оружии. Ему хватило бы одного едва заметного движения пальцем, чтоб разрезать пополам своего напарника, будто тот менее расторопным. Темп стрельбы его ручного пулемета составлял шестьсот выстрелов в минуту, шестьсот легких высокоскоростных пуль калибра 5,45 миллиметра. А магазин был набит бронебойными патронами 7Н24, всего сорок пять штук, для которых не были серьезной преградой ни кевларовая ткань, ни титановые пластины бронежилетов.
— Как тут? — коротко поинтересовался Бурцев, плеснув на ладонь немного воды из фляги и сделав вид, что пытается умыться.
— Спокойно все, как на кладбище. Ни одной живой души.
Бурцев резко вскочил с продавленной тахты, на которой он спал в полной экипировке, не снимая обуви. Несколько раз взмахнул руками, разгоняя кровь по затекшему телу, и подошел к окну, из которого неимоверно сквозило — целых стекол не осталось, наверное, нигде в радиусе пары кварталов после того, как по этой окраине Южноуральска основательно поработала американская артиллерия.
— Покемарь пока, — предложил Олег своему напарнику, окинув взглядом пустую улицу. — Разбужу через три часа.
— Разнообразного тебе времяпрепровождения, — только ухмыльнулся Бердыев, заваливаясь, как был, тоже в камуфляже, «разгрузке», ботинках, на освободившееся место и укладывая рядом с собой автомат.
Двое бойцов, несущие службы на наблюдательном пункте, были глазами и ушами не только своего отряда, занявшего оборону ближе к центральным районам, но и всех партизан, находившихся в осажденном Южноуральске. Оборудовав себе позицию в старой панельной пятиэтажке, они контролировали одно из наиболее вероятных направлений вражеской атаки.
Единственной задачей Олега и его напарника было дать сигнал тревоги, после чего им строго настрого было приказано отступать на соединение с главными силами. Единственным средством связи со своими для партизан была радиостанция «Арбалет». Радиосвязь работала с перебоями, американцы глушили все частоты, так что ни Олег, ни Азамат на рацию всерьез не рассчитывали. На крайний случай в карманах разгрузочных жилетов дозорных лежали сигнальные ракеты и дымовые шашки.
Убедившись, что Азамат Бердыев уже задремал, едва не раньше, чем коснулся головой скатанного валиком бушлата, служившего подушкой, Олег присел на деревянный табурет чуть в стороне от окна. Пулемет прислонил к стене на расстоянии вытянутой руки, и принялся наблюдать. С высоты третьего этажа улица просматривалась неплохо, по соседству стояли серые кирпичные двухэтажки, не сильно закрывавшие обзор. В прочем, если пойдет техника, ее не обязательно видеть, в опустившемся на город безмолвии звук мотора будет слышен очень далеко.
Все же Олег не полагался лишь на слух, пытаясь замечать каждое движение снаружи. Будет неприятно, если к ним подберется незаметно вражеская разведывательная группа. Правда, на такой случай на лестницах партизаны установили пару растяжек и мину МОН-50 направленного действия, но и противник наверняка будет готов к чему-то подобному и станет внимательнее смотреть под ноги.
Бердыев тихо посапывал, и это был единственный звук, если не считать доносившегося из-за стен вороньего карканья. Бурцев бросил взгляд на ободранные стены квартиры, на которых угадывались пятна от висевших здесь недавно ковров и картин. Похоже, все самое ценное неизвестные хозяева взяли с собой, возможно, покинув город. На самом деле Олега судьба бывших жильцов интересовала мало. В эту квартиру, угловую, окна которой выходили сразу на две широкие улицы, партизаны вломились без спроса, просто потому, что здесь было самое удобное место. Но хотя дом казался опустевшим, люди здесь были. Две семьи, одна даже с маленькими детьми, переселились в подвал, Азамат и Олег поделились с ними сухим пайком, когда наткнулись на здешних обитателей подземелья. Уходить те не хотели ни в какую, веря, что своды подвала уберегут их от бомбежки и артобстрела.
Олег Бурцев потянулся к столу, взяв вскрытую банку тушенки, и принялся с удовольствием уплетать ее, доедая то, что не доел напарник. Затем запил большим глотком воды из фляги. Вода была ледяной, так что зубы сводило, но огонь решили не разжигать, не привлекая ненужно внимания. Перекатывая во рту воду, партизан непрерывно смотрел в окно. Его взгляд скользил по обугленным, закопченным коробкам бронемашин, сожженных здесь почти сутки назад, когда американцы предприняли первую попытку войти в город. Кажется, за время дежурства Азамата ничего не изменилось.
Он запомнил эту панораму смерти в мельчайших деталях за десять часов, проведенных, с перерывами, на этом табурете у этого самого окна. Бурцев мог с закрытыми глазами сказать, сколько пробоин в броне головного «Страйкера», в какую сторону развернут ствол замыкающей машины, которой доставался лишь один выстрел из РПГ. Помнил он и количество трупов, раскиданных по мостовой. За истекшие сутки ощутимо похолодало, периодически шел снег, и тела, лежавшие возле сгоревших БТР, казались припорошенными то ли мукой, то ли сахарной пудрой. Время от времени к мертвецам подходили дворовые псы, но звери еще не одичали настолько, чтобы жрать промороженную человечину.