Алханов резко ударил по тормозам, «шевроле», взвизгнув покрышками по бетону, замер на месте, и Беркут, рывком распахивая дверцу, скомандовал:
— Илья, Заур — зачистить здание! Керим, со мной к ангарам! Пилотов живыми брать, хотя бы одного!
Партизаны, выхватывая укрытое под одеждой оружие, выскочили из машины, разбиваясь на пары. Алханов и Карпенко бросились к офису, на крыльцо которого выскакивали люди в униформе, с оружием на поясе. Илья, державший в обеих руках по полуавтоматическому «Глок-17», на бегу открыл огонь, видя, как его противники бестолково валятся один на другого. Кто-то попытался укрыться в здании, но на пороге его настигли пули, выпущенные бежавшим рядом Алхановым. Перескакивая через тела расстрелянных пограничников, партизаны ворвались в здание. Навстречу им, едва не столкнувшись нос к носу, выскочил толстяк в форме, державший в опущенной вдоль корпуса руке пистолет. Он только начал вскидывать оружие, но Алханов успел дважды нажать на спуск, и голова американца, в которую угодили две бронебойные пули калибра 9 миллиметров, взорвалась, будто перезрелый арбуз, а на пол посыпались ворох каких-то бумаг.
— Ты слева, я — справа, — скомандовал Алханов своему напарнику. — Пошли!
Здание наполнилось шумом, криками и частыми хлопками пистолетных выстрелов. Застигнутые врасплох пограничники бестолково метались, один за другим погибая под метким огнем партизан. Узкий коридор превратился в смертельную ловушку, где невозможно уклониться от наполнившего воздух визжащего свинца и остается только ждать «свою» пулю. Но кое-кто все же сохранил выдержку.
Из кабинета, мимо которого только пробежали русские диверсанты, раздались выстрелы, и несколько пуль с визгом ударили в потолок. Алханов мгновенно вжался в стену, а Карпенко, подскочив в полураспахнутой двери, швырнул внутрь гранату. Четырехсотграммовый цилиндр фугасной МК-3А2 с глухим стуком прокатился по полу, и из помещения послышалась какая-то суетливая возня. Противнику потребовалось долгих две секунды, чтобы понять, что кольцо предохранителя гранаты осталось на месте, но в тот момент, когда офицер пограничной службы осознал, что тревога ложная и взрыва не будет, Илья Карпенко уже возник на пороге крохотного кабинетика, спокойно целясь из своего «глока». Дважды, почти без интервала, прозвучали показавшиеся в замкнутом пространстве оглушительными выстрелы, и тело американца, отброшенное назад, медленно сползло под ноги партизану.
Двое пограничников, пока гибли их товарищи, все же успели добраться до оружейной пирамиды. В тот момент, когда на них наткнулись партизаны, один из американцев заталкивал патроны в подствольный магазин «помпового» дробовика, а второй как раз со щелчком вогнал в горловину приемника карабина М4 пластиковый «рожок». Американец с автоматом успел вскинуть оружие, направляя его на партизан, но Карпенко оказался быстрее, и три тупоголовые пистолетные пули ударили пограничника в грудь, толкая мертвое тело на еще живого товарища. И в этот миг грохнул выстрел, и из ствола «Ремингтона-870» вырвался поток картечи. Свинец ударил в живот Заура Алханова, и тот, всхлипнув от боли, согнулся, оседая на пол и выпуская из рук свои пистолеты.
— Сука! — Вскинув оружие, Карпенко принялся часто нажимать на спуск, видя, как тело американца, продолжавшего сжимать в руках дробовик, содрогается при каждом новом попадании выпущенных в упор пуль.
Затвор пистолета встал на задержку, сигнализируя о том, что магазин пуст. Карпенко, сунув бесполезное оружие за пояс, подскочил к скорчившемуся Алханову, лишь шипевшему сковзь зубы.
— Твою мать! — Партизан сжал кулаки, увидев, что живот его товарища превратился к кровавое месиво. — Держись, братишка!
Достав из кармана брюк перевязочный пакет, которых у каждого бойца группы было по несколько штук, Карпенко торопливо начал накладывать повязку, не обращая внимания на кричавшего от боли при каждом касании Алханова. Выстрел картечью в упор, с каких-то десяти шагов — это страшно и почти всегда смертельно, но партизан продолжал цепляться за жизнь, стремительно покидавшую его тело. Закончив с повязкой, Карпенко помог товарищу подняться, обхватив его левой рукой за пояс, а на правое плечо повесив карабин М4, так кстати уже заряженный и взведенный убитым американцем.
— Осторожно, — натужно прохрипел Карпенко. — Давай, земеля, потихонечку, пошли!
— Обидно, — вдруг прошептал Алханов. — Ведь почти прорвались же!
— Ничего, еще не вечер! Нечего себя хоронить!
— Они прошли по заваленному мертвыми телами коридору, осторожно перешагивая через растянувших на полу мертвецов. Всюду трупы, брызги крови, стреляные гильзы, а в воздухе витают клубы порохового дыма.
В тот самый миг, когда со стороны административного здания прозвучали первые выстрелы, Тарас Беркут, бок о бок с которым бежал, сжимая в каждой руке по пистолету «беретта-92» Керим Тохтырбеков, добрался до ангара. По левую руку от партизан выстроились в короткую шеренгу вертолеты с эмблемами Пограничной и таможенной службы США. Беркут узнал пару легких «Белл-206» и более вместительный «Белл-412», способный поднять две с лишним тонны груза, доставив их на расстояние без малого восьмисот километров, и уже направился, было, к геликоптеру. Но в этот миг он увидел в приоткрытых воротах ближайшего ангара чуть сплюснутый заостренный нос самолета, увенчанный трехлопастным пропеллером, скомандовав напарнику:
— За мной!
Навстречу партизанам выскочили трое в промасленных комбинезонах. Увидев оружие в руках незнакомцев, к тому же гражданских, то есть тех, кому быть здесь не полагалось в принципе, техники попятились, но Беркут, вскинув свою «беретту», четырежды нажал на спуск, и два тела повалились на бетон.