— Противник использовал все имеющиеся в его руках ядерные заряды, — заметил Натан Бейл. — Да, ущерб более чем значительный, число жертв огромно, но это все, на что способны русские. Они выложили свой последний козырь, и теперь ход за нами, господин президент. Мы устраним разрушения, погребем со всеми почестями погибших, залечим раны, и, сплоченные, как никогда, нанесем ответный удар. Сэр, нужно страх американцев перековать в ярость и ненависть, указать на убийц и призвать к мести! Сокрушим врага, сэр! Американцы не отступают и не сдаются!
— Дерьмо, Натан! Все это вонючее дерьмо! Я войду в историю как президент, не сумевший защитить свою страну, и памятником мне будут радиоактивные воронки. Самая могущественная держава, самая мощная армия оказались бессильны перед кучкой отщепенцев, поборовших страх перед смертью. Наш враг безлик и почти неосязаем, некуда запускать ракеты и сбрасывать бомбы. Это провал.
Вновь боль раскаленной иглой пронзила грудь Джозефа Мердока, заставив того согнуться вдвое. Увидев, как закатываются глаза президента, Бейл, не без труда выбравшись из глубокого кресла, подскочил к президенту, а тот, хрипя и дрожа, уже оседал на пол.
— Эй, кто-нибудь, — гаркнул советник по безопасности, почувствовав вдруг смятение — и страх. — Сюда, скорее! Врача! Черт возьми, кто-нибудь слышит меня?
Двое агентов Секретной службы первыми ворвались в Овальный кабинет, а из-за их широких плеч выглядывал глава Администрации Сайерс. Один из телохранителей подхватил безвольно обмякшее тело Мердока, положив его на письменный стол поверх каких-то бумаг, и, с треском разорвав ткань рубашки на груди главы государства, принялся делать массаж сердца, так, что порой Натану Бейлу мерещился треск ребер. Коридоры Белого Дома наполнились шумом, откуда-то появились медики, решительно отстранившие людей из Секретной Службы, выглядевших непривычно растерянными — впервые все их навыки не могли помочь защитить президента США.
— Нет пульса! — Санитар обернулся к своему напарнику. — Адреналин внутривенно! Дефибриллятор!
Тонкая игла вонзилась в локтевой сгиб правой руки, а на грудь президента легли пластины электродов. От электрошока тело Мердока выгнулось дугой — и вновь обмякло.
— Готовьте вертолет, — потребовал доктор, окликнув агентов Секретной Службы. — Срочно в госпиталь! Состояние критическое!
Джозефа Мердока уложили на носилки, и под взволнованную скороговорку медиков куда-то потащили.
— Надеюсь, он придет в себя, — пробормотал Бейл, взглянув на Алекса Сайерса. — Боже, как это не вовремя!
В кармане советника по безопасности заверещал мобильник. Достав рубку, Бейл, удивленно вскидывая брови, сообщил главе администрации:
— Это Флипс!
Ткнув клавишу громкой связи, Бейл услышал взволнованный голос главы Госдепартамента:
— Что там у вас происходит? Я не могу связаться с президентом!
— У Мердока сердечный приступ! Сейчас он уже на полпути в больницу!
— Дьявол! У нас чрезвычайная ситуация!
— Энтони, все под контролем, — успокаивающе произнес Натан Бейл. — В Сан-Франциско уже работают все экстренные службы! Мы справимся!
— К черту Сан-Франциско! Несколько минут назад подразделения Народно-освободительной армии Китая перешла российскую границу. Морские пехотинцы генерала Флетчера ведут бои с китайцами на подступах к Уссурийску! Пекин фактически объявил нам войну!
Алекс Сайерс, едва не сев мимо кресла, разинул рот, потрясенно уставившись на Натана Бейла, а тот лишь мог, что ошарашено мотать головой, пытаясь убедить самого себя, что все это — только дурной сон, который вот-вот закончится. А русское Приморье уже содрогалось от рева сотен моторов и поступи тысяч человеческих ног.
Майор Хао Пэннин раздраженно поморщился, когда в его палатку вломился, шумно дыша, посыльный. Юный сержант с раскрасневшимися щеками и выпученными — это у китайца-то — глазами, открыл рот и что-то попытался сказать, но лишь закашлялся, удостоившись раздраженного хмыканья своего командира.
— Товарищ майор, — наконец, смог выдавить из себя кое-как отдышавшийся посыльный. — Товарищ майор, получен приказ выступать немедленно!
Хао Пэннин, командир мотопехотной роты Шестой бронетанковой дивизии Народно-освободительной Армии Китая вздрогнул, а затем, вскочив со стула и отшвырнув в сторону вставшего посреди дороги сержанта, выскочил из палатки, окунувшись в привычную атмосферу военного лагеря. Его рота, как и вся дивизия, лучшая во всей китайской армии, оснащенная новейшим оружием, предыдущие полгода не вылезала с полигонов, сжигая за день железнодорожный состав снарядов и патронов. А затем пришел тот неожиданный приказ, и войска рекой хлынули на север, к границе с Россией, чтобы, уткнувшись в широкую ленту Уссури, замереть в напряженном ожидании. Раскинулись среди таежных перелесков настоящие палаточные города из сотен брезентовых «шатров», замерла в укрытиях-норах умело спрятанная от чужих взглядов техника, потянулся в небо ароматный дымок от полевых кухонь, и тысячи солдат и офицеров, наконец, смогли перевести дух, но каждый в глубине души понимал, что этот «курорт» может оказаться недолгим. И вот теперь, покинув свою палатку, майор зычный голосом крикнул:
— Тревога! Все по машинам! Выходим через десять минут! Палатки, кухни — все бросать! С собой только боеприпасы и топливо!
Смолк негромкий гул спокойных голосов, вместо него над лагерем разнеслись отрывистые команды, и сотни людей принялись метаться, будто в панике, но на самом деле каждый знал свое место и свою задачу в этом обманчивом хаосе. Через шесть минут взревели двигатели боевых машин пехоты ZBD-97, находившихся в постоянной готовности к маршу. Одна из БМП приняла в свое гулкое бронированное нутро самого майора, и, едва устроившись на жестком сиденье, Хао Пэннин, натянувший шлемофон, скомандовал: