Из-за приоткрытых ворот ближнего эллинга, монументального сооружения, способного укрыть практически любой военный корабль, за исключением, разве что, атомного авианосца, были видны бледно-голубые всполохи электросварки. Сквозь узкую щель меж высоких створок угадывались очертания характерного сплюснутого корпуса, из-за чего подводные ракетные крейсеры проекта 949 типа «Антей» и получили неофициальное прозвище «батоны». Несколько лет назад строительство последнего корабля серии, «Белгорода», было приостановлено — кончились деньги. Но недавняя агрессия подействовала на многих наподобие ледяного душа, а работы возобновились, да с такой интенсивностью, что Герасимов даже не сомневался — грозный «убийца авианосцев» войдет в строй еще до наступления нового года. А это означает, что эскадры врага, вольно бороздящие океаны, уже не смогут так безбоязненно приближаться к русским берегам, опасаясь стать мишенью двух дюжин стремительных «Гранитов», грозящих из-под воды.
Дребезжащий звук мотора, оборвавшийся скрипом тормозов, заставил Герасимова обернуться. Прикрыв ладонью лицо — яркие лучи автомобильных фар били в глаза — он увидел притормозивший в паре десятков метров армейский УАЗ цвета «хаки». Распахнулась задняя дверца, и на бетон спрыгнул невысокий мужчина в черной шинели и фуражке, чуть сдвинутой на затылок. Резким взмахом руки заставив остаться на месте водителя-матроса, моряк двинулся к Герасимову. В свете фар сверкнуло золото погон на его плечах.
Приблизившись к руководителю «Севмаша», контр-адмирал Колгуев, вновь назначенный командующий Северным флотом России, протянул тому широкую ладонь. Молча мужчины обменялись крепким рукопожатием. При этом чуть качнулась золотая звезда на груди адмирала — память о самоубийственной атаке на американский авианосец подводного крейсера «Воронеж», командиром которого был тогда еще капитан первого ранга Юрий Колгуев.
Став рядом с Герасимовым, адмирал окинул взглядом погруженную в полумрак, едва рассеиваемый светом редких прожекторов, гавань, и его губы растянулись в улыбке — здесь денно и нощно ковалось морское могущество возрождавшейся из хаоса страны. И пусть нынешний Северный флот, принявший на себя самый мощный удар врага, представлял собой поистине жалкое зрелище по сравнению с той армадой, какой он являлся лет двадцать назад, когда сам Колгуев только примерил черную форму кадета Нахимовского училища, все должно измениться, и совсем скоро.
Все так же ничего не говоря, Герасимов достал из кармана пачку «Беломора», протянул ее адмиралу. Тот, благодарно кивнув, вытащил сигарету, прикурив от протянутой инженером зажигалки, и с наслаждением затянулся. Алексей Герасимов тоже закурил. Выдохнув струю табачного дыма, он, нарушив, наконец, молчание, спросил, взглянув чуть искоса на адмирала:
— Еще не пора?
— Нужно ждать. Они как раз над нами сейчас пролетают. Подождем!
Колгуев, задрав голову, взглянул на небо, затянутое редкими облаками, из-за которых мерцали голубые искорки звезд. Где-то там, на высоте сотен верст от поверхности планеты, мчался в безвоздушном пространстве со скоростью восемь километров в секунду американский спутник оптической разведки «Ки Хоул-11». Противник, вынужденный покинуть Россию, непрерывно напоминал о себе, не позволяя расслабляться и пытаясь держать территорию огромной страны под непрерывным наблюдением. Но все же американцы были не всесильны, и спутников у них оказалось не так много, а график их движения очень быстро вычислили специалисты из Войск космической обороны России. И потому жизнь здесь, на «Севмаше», как во многих других местах на просторах страны, замирала и вновь пробуждалась по нескольку раз на дню, когда на земле точно были уверены, что из поднебесья на них не нацелены чужие объективы. Вот и теперь очередной «сателлит» исчез за горизонтом, и как только Северодвинск, давно уже погрузившийся в сон, исчез из поля зрения его оптоэлектронных камер высокого разрешения, адмирал, взглянув на Герасимова, решительно произнес:
— Начинаем! — и, обернувшись к стоявшему позади него служебному УАЗу, громко крикнул: — Сержант, сигнал!
Молодой моряк, вздрогнув от резкого оклика, схватил гарнитуру стоявшей на сидении рядом с ним радиостанции Р-159, произнеся только одно слово, которого ждали сотни людей, не думавших про сон этой ночью. Разом вспыхнули сотни мощных ксеноновых ламп, превращая тьму в ясный день. Взревели двигатели мощных тягачей, с разных сторон выползших на пирс. Качнулись, разворачиваясь, стрелы кранов.
— У нас будет «окно» не более трех часов до появления следующего спутника, — напомнил генеральному директору, нервно жевавшему погасший окурок, адмирал Колгуев, помнивший «расписание электричек» — график пролета вражеских разведывательных спутников — наизусть, без подсказок. — За это время предстоит сделать очень многое!
— Успеем! Все устроим в лучшем виде!
Судя по дерганым движениям рук, Герасимов нервничал, почти не скрывая этого. Но ему, единственному на пирсе, не занятому настоящим делом, это было простительно, в отличие от сотен мужчин в рабочих спецовках и черных морских бушлатах, буквально облепивших корпус «Александра Невского», над которым уже плыли, опускаясь все ниже, стрелы подъемных кранов.
С прицепов выехавших к самой кромке причала тягачей стащили брезентовые полотнища, обнажив плотно уложенные, бок к боку, веретенообразные «туши» торпед. Ажурная стрела подъемного крана, обманчиво хрупкая при взгляде издали, склонилась над кузовом ближайшего «Урала», легко подхватив первую «рыбу», будто та и не весила две с лишним тонны. Колгуев и Герасимов, разом запрокинув головы, проводили взглядами проплывшую над ними торпеду УГСТ, пока та не исчезла в узком проеме распахнутого в носовой части «Александра Невского» люка, первая из двенадцати, входивших в штатный боекомплект «Борея». Работа спорилась, вполголоса матерящиеся мужики в спецовках и касках обмотали тросами следующую торпеду, и стрела крана плавно поднялась вверх, отрывая ее от ложемента.