Девушка снова бросилась бежать, чувствуя при каждом шаге боль в бедрах и колющую боль в груди. Преодолев метров сто, Ольга повалилась на землю, тяжело дыша. И тотчас услышала неподалеку от себя шелест листвы под чьими-то шагами, а затем показавшийся неожиданно знакомым голос произнес над самым ухом:
— Долго лежать собралась?
Ольга вскочила, едва не ткнувшись лицом в обтянутую камуфляжем грудь Жанны Биноевой. Чеченка спокойно стояла и смотрела на нее, держа за цевье в левой руке черную винтовку с длинной трубой оптического прицела. Кукушкина невольно отскочила назад, затем спросила:
— Что происходит? Как ты здесь оказалась?
— С вашим командиром пришла. Он сейчас вместе с вашими увяз в перестрелке по самые уши, а нам нужно уходить, и поскорее.
— Бежать? Надо нашим помочь!
— Ну и помогай, — усмехнувшись, пожала плечами чеченка. — Я тебе помогла, разве мало? Еще что нужно? Я ухожу!
— Так нельзя!
Ольга бросилась к Жанне, ухватив ее за лямку разгрузочного жилета, но та выскользнула из захвата, почти крикнув в лицо Кукушкиной:
— У меня последний магазин, десять патронов! Я в смертницы не записывалась! Уходим, пока нас не заметили с воздуха! Давай, двигай, я пойду сзади, присмотрю за тобой! Что встала?! Бегом!
Биноева с силой толкнула Ольгу в плечо, чуть не сбив с ног, и та, развернувшись, побежала, с треском продираясь сквозь заросли, даже не пытаясь обойти кустарник. Автоматные очереди все еще звучали где-то неподалеку, и вертолет продолжал кружить на небольшом расстоянии, заставляя девушку боязливо смотреть в небо, из-за чего та трижды чуть не упала, споткнувшись о корни, торчавшие из прелой листвы.
Чудом увернувшись от росшей на высоте человеческого роста ветки, которая запросто могла выхлестать глаза, Ольга Кукушкина выскочила на лесную прогалину, на которую с другой стороны выходили люди с оружием. Они шли вереницей, один за другим, и были почти неразличимы из-за своей камуфлированной одежды на фоне серого осеннего леса. Ольга остановилась, подавшись назад, и тут один из людей, тот, что ступал первым, взмахнул рукой, окликнув ее:
— Оля! Живая! Парни, это же Ольга!
Бывший гвардии старший сержант Олег Бурцев, опустив висевший на плече пулемет стволом вниз, шагнул навстречу Ольге, а затем обнял ее, крепко прижав к своей груди. Девушка вдыхала запах пота, дыма, пороха раскаленного металла, исходивший от партизана, и поняла, что это самый сладкий аромат, какой только можно себе представить.
Остальные партизаны, обступив обнимавшуюся парочку, хлопали Ольгу по плечам, что-то радостно говорили. Даже Фань Хэйгао улыбался, часто кивая, хотя глаза китайца, как и прежде, не выражали абсолютно никаких проблесков эмоций.
Вышедшая следом из леса Жанна Биноева встала в стороне, забросив за спину верную СВД. Чеченку заметил Алексей Басов, замыкавший порядок партизан. Подойдя к снайперше, он негромко произнес, заглянув ей в глаза:
— Ты хорошо стреляла сегодня. Спасибо.
— У меня было время, и было на ком тренироваться, — с вызовом ответила чеченка, пытаясь скрыть растерянность — от этого сурового, молчаливого русского она ожидала совсем иных слов. Вернее, вообще не ждала ничего, обычно командир партизан не открывал рта из-за пустяков, но сейчас нарушил свое правило.
Басов нахмурился, словно только теперь понял, где осваивала стрелковое искусство Жанна Биноева. Полковник и впрямь порой забывал, что прежде, чем придти в отряд, эта хрупкая на вид, молчаливая и замкнутая девушка так же метко, как сейчас в американцев и их «союзников», стреляла в русских пацанов, подстерегая их в сырых кавказских ущельях. А вот сама она ничего не забыла.
— Нам нужно уходить, — произнес, отворачиваясь, Алексей Басов. — Полицаи сейчас разделаются с боевиками, и тогда вспомнят о нас. От «вертушки» далеко не уйти, и патронов на счет. Все, бойцы, делай движение, — гаркнул полковник. — Движемся к точке сбора! Бурцев, в головной дозор! Раненого в центр колонны! Все, бойцы, ноги в руки, и бегом марш!
Партизаны, подхватив оружие, двинулись вглубь леса, спеша встретиться со своими товарищами, все это время пребывавшими в неведении. Еще долго они слышали отзвуки стрельбы, приглушенные взрывы — в селе не затихал бой.
Как только от деревни стали стрелять, Тарас Беркут немедленно упал, вжавшись в мерзлую, сырую землю. Выставив перед собой «Абакан», полковник тоже дал в ответ очередь, туда, где заметил какое-то неясное движение среди домов и покосившихся сараев.
Справа от полковника плюхнулся на землю пулеметчик, уперев в кочку сошки своего «Печенега» и немедленно дав длинную очередь, патронов в двадцать, стараясь придавить противника огнем, ошеломить его, позволив своим товарищам перегруппироваться. Стреляли и остальные полицейские, затрещали наперебой автоматы, над левым ухом Беркута бухнула несколько раз мощная СВД-К.
— Видишь их? — Полковник окликнул снайпера, прильнувшего к оптическому десятикратному прицелу 1П70 «Гиперон».
— Трое отходят к дому, у одного пулемет!
Словно в подтверждение слов полицейского, со стороны деревни ударил ПКМ, и длинная очередь свинцовой плетью стегнула по позициям полицейских. Кто-то рядом закричал от боли, ему вторил голос, зовущий санитара. Двое бойцов, передвигаясь по-пластунски, стали тащить раненого товарища в глубокую канаву. Остальные, стараясь не маячить на виду, открыли шквальный огонь. Сам Беркут дал длинную очередь, а затем, приподнявшись на локтях, выстрели из подствольного гранатомета ГП-30, укрепленного на специальном кронштейне-переходнике под цевьем АН-94.