Хорхе Молине едва не потерял управление, чудом не направив свой грузовик в овраг, когда прямо над ним на бреющем полете пролетел самолет. Легкая «Цессна» полого пикировала, неуклюже покачивая крыльями, будто переваливаясь с боку на бок, и, наконец, ее шасси коснулись потрескавшегося асфальта. Только теперь Хорхе увидел, что хвостовая часть летательного аппарата превратилась в настоящее решето, словно ее полосовали в упор из пулемета, хотя, скорее всего, так и было. Обшивка топорщилась, а кое-где просто болталась неряшливыми лоскутьями. Самолет прокатился по инерции несколько десятков метров, после чего его развернуло поперек автострады. Правая стойка шасси вдруг подломилась, и «цессна» завалилась на бок, ломая плоскость крыла.
— Хессус Мария!
Водитель ударил по тормозам, и грузовик развернуло юзом, протащив по инерции еще несколько метров. Спрыгнув на землю, Молине оступился, зашипев сквозь зубы от пронзившей стопу боли, и вприпрыжку кинулся к самолету. Широкая дверь в борту «цессны» распахнулась, и из самолета буквально вывалился человек, упав на колени и упираясь обеими руками в землю.
— Синьор, — Молине, тяжело дыша, подбежал к самолету, окликнув незнакомца. — Синьор, у вас все в порядке? Что случилось? Вам нужна помощь?
Мужчина, сидевший на земле, подскочил, как ужаленный, и в лицо Хорхе направился ствол полуавтоматического «глока». Водитель, попятившись, прокричал:
— Не стреляйте, пожалуйста? Вы из наркокартеля? Я простой водитель, я ничего не знаю! Пожалуйста!
Тарас Беркут, чувствуя, как после жуткой болтанки последних минут полета кружится голова и жалобно сжимается в комок его желудок, кое-как поднялся на ноги. Командир диверсионной группы еще не верил, что стоит на твердой земле. последнее, что намертво отпечаталось в его памяти — заходящий в атаку американский истребитель, от которого тянутся к «Цессне» оранжевые росчерки трассирующих снарядов, вспыхивающие все ближе и ближе, а затем — чудовищный удар, от которого заскрипели стрингеры и нервюры, и всем, кто находился на борту, что самолетик просто рассыплется в воздухе. А затем песчаная пелена расступилась, и в тот самый миг, когда двигатель, пару раз чихнув, умолк, внизу зазмеилась серая лента автострады.
Продолжая удерживать усатого крепыша в промокшей от пота футболке и мешковатых рабочих штанах, Тарас Беркут обернулся к самолету, возвышавшемуся на пустынном шоссе неуклюжей грудой металла:
— Мужики, все целы? Как Заур?
— Дышит, — сообщил, высунувшись из люка, Керим Тохтырбеков. — Хреново дело, командир! Врач нужен, больница нормальная!
Взглянув на перепуганного мужика, за спиной которого маячил грузовик с высокими дощатыми бортами просторного кузова, Беркут спросил по-английски:
— Где мы находимся?
— Это дорога, ведущая в Пуэрто-Пеньяско. Но до него еще миль пятьдесят!
— Страна какая? Штаты?
— Это Мексика, сеньор!
Хорхе Молине испуганно отшатнулся, когда человек с пистолетом, опустив оружие, вдруг разразился громким смехом. Еще двое, тоже вооруженные, выбрались из самолета, на руках вытащив третьего, замотанного в бинты от пояса до середины груди, причем повязка уже побагровела от пропитавшей ее крови. А последним на землю сошел молодой парень в рабочей спецовке, таким же недоуменным взглядом смотревший на то, как трое крупных мужиков хохочут, будто дети, обнимаясь и хлопая друг друга по плечам. А Тарас Беркут, плюхнувшись на задницу на пыльной обочине и выронив из рук пистолет, вздохнул, ощутив, как наваливается гранитной плитой усталость, а по щекам катятся градинами слезы, оставляя дорожки на покрытый грязью и пылью щеках.
— Мексика, мужики, — выдохнул партизан, взглянув на своих товарищей, тоже садившихся прямо на землю. — Мексика, мать ее так! Не Штаты! Все-таки прорвались, перелетели через границу! На честном слове, и на одном крыле! Эй, американец, — Беркут окликнул растерянного пленника: — А ты классный пилот! Черт возьми, мы все-таки прорвались! Ну а отсюда и до дома уже рукой подать!
Тарас Беркут завалился на спину, растянувшись в полный рост на каменистой сухой земле и чувствуя своей кожей порывы сухого горячего ветра. По небу летели облачка, похожие на клочья ваты, исчезая за горизонтом, на западе, там, где за бескрайним океаном партизан ждала уже не верившая в их возвращение родина. И она сейчас, как никогда, нуждалась в таких бойцах, как майор Беркут и его люди, продолжавших хранить верность присяге.
10 декабря
Мина с шелестом пролетела над головами, разорвавшись в нескольких десятках метров, в низине. Осколки с визгом разлетелись по зарослям, впиваясь в стволы деревьев, а эхо взрыва еще долго металось меж склонов.
— Хреновый у «косых» наводчик! — Ефрейтор Онищенко сплюнул под ноги, одновременно поправив ремень висевшего за спиной гранатомета.
— Сейчас пристреляются, твари, и тогда ты об этом никому уже не расскажешь! А, черт!
Прапорщик Ефремов, тащивший кроме пулемета еще один РПГ, несколько выстрелов к нему, два короба с «сотыми» лентами и битком набитый рюкзак, запнулся за торчавший из-подо мха камень, едва не скатившись вниз по склону, точно под ноги своим бойцам. В последний момент Онищенко успел ухватить командира за рукав, и тот сохранил равновесие.
— Бойцы, подтянись! — крикнул прапорщик. — Живее! Перевалим через гребень, хрен нас кто достанет! Давай, поднажми!
Сойдя с тропы, Ефремов пропустил мимо себя тяжело дышавших товарищей, с трудом шагавших вверх по склону с десятками килограммов снаряжения за плечами. Прапорщику вдруг захотелось плакать совсем не по-мужски. Всего семь человек осталось в живых, считая самого командира и американского летчика, так и не дождавшегося команды спасателей. Полковник Гленн, замыкавший колонну, пилот сбитого японцами F-18 «Супер Хорнит», стал уже полноценным членом отряда, сражаясь наравне с русскими солдатами. Да он и внешне ничем не отличался от своих спутников, такой же грязный, небритый, изможденный от долгих скитаний, в пропитавшемся потом камуфляже «флора». И точно так же беззаветно ненавидевший врага, появление которого неожиданно объединило русских и американцев, пусть даже лишь на небольшом клочке земной суши. И сражались они, второй месяц к ряду, защищая Сахалин, так, что японцы, наконец, взялись всерьез, и теперь облава настигла свою добычу. Погоня дышала в затылок, все тропки были перекрыты, пути к отступлению — надежно отрезаны, а с неба падали и падали нескончаемым свинцовым градом мины.